Игры на воздухе - Сергей Надеев

«В нежилой комнатушке, где жарко натоплено, что же…»

В нежилой комнатушке, где жарко натоплено, что жеМы молчим до темна и глядим осторожней и строжеПод размеренный гул и дрожанье худой занавески,Жестяной рукомойник, роняющий редкие всплески?

Половица не скрипнет, не щёлкнут пружины кроватей.Что же с каждым гудком – за окном – мы глядим виноватей,Опускаем глаза, бережём воспалённые веки,Отвергаем ладони, как приторный приступ опеки?

О, зачем мы с тобой опускали штрихи и детали,В забинтованный сад в виноградную арку вступали,Собирали совком червоточиной битые сливы? —И казалось, что мы и рачительны, и терпеливы…

Мы бродили по саду, где листья крадут расстоянияОт ствола – до ствола – до фасада кирпичного здания, —Подбирали плоды до корней почерневшей антоновки,На ветру поджидали рабочий автобус из Проновки.

Ты смеялась и грела озябшие пальцы дыханием,Оседало светило, полнеба объяв полыханием,И труба громоздилась, что вскрытый канал червоточины;Громыхал грузовик, поджимая к полоске обочины.

В те минуты судьба нам казалась удачей невиданной,Бесконечной, как сон в обступающей жизни обыденной,И совсем не хотелось гадать, поступаясь привычками,О начале зимы с уходящими в ночь электричками…

…Но зима на юру тяжело оползает с откоса,И горят на снегу обведённые жирно колёса,И автобус знобит у шлагбаума, за переездом,Электричка трубит, громыхает промёрзшим железом…

Кулунда

Какая страшная усталость!Прийти и лечь, не сняв пиджак.Рука легла и так осталась,В очах придерживая мрак.

В манжете запонка раскрылась…Ну отчего так тяжелоОпустошенье навалилось,Как будто снегу намело?

В обширном парке привокзальномПробилась чахлая траваВ пустом цветочнике овальном,Разбитом у подножья рва.

И статуи подслеповаты.Таращат битые глазаКолхозница с цевьём лопаты,Бетонный отрок угловатый,Приветствующий поезда.

На этой станции печальной,Где пышной росписи цветыВенчают темой величальнойСтрану эпохи нищеты —

Буфетчица да ученицаПод вывеской «Союзпечать».Спросить воды и извиниться,И никого не повстречать.

Всё утро бродишь виноватоПо рыхлым улицам окрест,Пальто топорща мешковато,«И как ему не надоест!..»

«Какую ищет справедливостьНерасторопных тупиков? —Здесь только скрежет, только сыростьДа похороны стариков».

И всё ж, не это, в самом деле…Не снег, присыпавший траву,Не холод, выбившийся в щели,Не пачка смятаяво рву…

«Твои слова – пустые уверенья!..»

Твои слова – пустые уверенья!..

А снег метёт на мокрое шоссе.Трамвай гремит, считает ударенья —Шнурок, закладка, памятка, ляссе.

Захочешь вспомнить – память обметалоДвойным стежком, какая благодать!Какой печалью надо обладать,Чтоб догадаться: прошлого – не стало?

А за углом – до нашего прихода —Сошлись зима с твоим небытиём,И светится старательным литьёмРешётка сада.Штырь громоотвода.

Вдохнуть поглубже. Жалкая цезура!Разъят пейзаж пролётами моста.И если жизнь – подобие листа,То снег над ней – вторая сигнатура…

«Я выучусь молчать…»

Я выучусь молчать.…В распахнутом парадномЯ буду поджидать у мёртвых батарей,Как щёлкнет на верху и в платьице нарядномТы спустишься ко мне.– Скорее же, скорей!

На лёгких каблучках, на выдохе – минуемСтроительный пейзаж с лебёдкой навесной,Бессоновский тупик и улицу Сенную,И дух переведём у будки жестяной.

Оглянешься, а там, в районе новостройки,Мелькают флюгера, гремят грузовикиИ вспыхивает свет, слепящий и нестойкий,И медленно плывут гружёные крюки.

Обрадуйся, заплачь!Но с прошлым расставаться —Не скрыться за углом палатки «Роскультторг»,И не последний год мы будем озиратьсяИ памятью гасить нахлынувший восторг.

«Что мне ответить?»

Что мне ответить?Скудным пониманьемНе прикоснуться к поздним поминаньям,Не оправдать минуты и неделиВ слова переведённой канители.

Толкну плечом – и засвербит калитка,Переступлю (о Боже, что за пыткаИскать слова и находить печально,Что жизнь – легка, слаба необычайно!)

Ты присмотрись: приметы снегопадаВ мотивах засыпающего садаИ в профиле кочующего дымаРассеянны, но всё ж необратимы.

Придёт октябрь, а вслед – похолоданья,Разительное время расставанья,И всхлипнет отсыревшая калитка,Что дождь, что жизнь. Что бесконечна пытка.

Лес

***В твоих пустых лесах – не затеряться.Оступишься в пологий водостоки, озираясь, будешь возвращаться,круг в круг вложив,всю жизнь,наискосок.

В твоих лесах, то певчих, то безгласных,ещё дожди не размочили гнёзд,ещё ночами, растопырив ласты,ночницы пляшут в беглых иглах звёзд.

В твоих лесах за будущим гоняться —что за пером сорочьего крыла,за вымыслом пространных вариацийна тему жизни, бренности и зла.

Присядем, скроем немощь нашей ноши.Раскинув пóлы, выстроим приютмеж пнём и пнём, меж будущим и прошлым,на век, на час, на несколько минут.

***Был мальчиком твоим светловолосым,рот приоткрыв, глядел во все глаза,как прячет иглы в чане с купоросомсухой шиповник, как трещит лоза,освобождая, отделяя грозди.И видел я, наверно, в первый раз,как жёсткие булавочные гвоздинизали бусы стрекозиных глаз,как по откосам рассыпались листьяи жёлуди. Я крался, я страдал,что до сих пор точёной морды лисьейсреди травы осохшей не видал.Я ликовал, я тряс кусты и плетито яблони, то худенькой сосны,я продирался сквозь паучьи сети,на плечи сыпал медь лесной казны.Я уносился, я бросался в травы,я прибегал, смеялся, тормошили для тебя придумывал забавы…Но ты печально погружала в травыпрогнувшуюся скорлупой ладонь,ты говорила: «Посмотри направо…», —а там пружинил лиственный огонь…Тебе к лицу печалиться украдкойи на траве, припав на локотки,полулежать с растрёпанной тетрадкой.Я заглянул в твои черновикии сквозь помарки, сбои, затемнённостья разглядел подвижный жёсткий роти, вместе с тем, твою незащищённостьсреди скандальных выходок сорок.

***Мы виноваты в том, что осень на карнизырасклеила листы, впечатав боль и яд.И мы читаем вслух осенние капризы,сведённые в графу расходов и утрат.

…Ты помнишь, как стремглав вбегала ученица,с торжественным кивком вручала по листуи убегала вновь, едва успев проститься,за стёклами, смеясь, ломала пустоту?

А нас клонило в сони мы смыкали руки.Мы опасались жить под кровом потолкови уходили в лес, ложились у излуки,не отнимая рук, не размыкая ртов.

Мы жили наравне с желанием и страхом,глотая лёд и соль с застуженных ключиц.Ты источала боль и нежность с каждым взмахомруки к моим рукам, к моим губам – ресниц…

Но осень разлила ржавеющую воду,роняет лист. И по кругам в рекелюбой предскажет мёртвую погодуи заключит, что жизнь – на волоске.

Меж нами – лес осин, объятий лес, в которыйвошли с тобой и поделили жизньна сон до сна, на плач без дирижёра,на желтизну взаимных укоризн.

***Должно быть, мы встревожили селеньелесных сорок, – но с каждого куста,но с каждого безлистого шеста —взлетела птица в светлом оперенье.

Мы – только пришлый маленький народец,что, за руки сцепившись, распугалквартал сорочий. Но сорочий гвалти нас пугнул…

– Вот это оборот! —Откуда столько вестниц неудачи?О чём злословить и о чём судачить,когда б никто не посетил приход? —

Но воздухом сопровождают нас,раскачивая хлипкие верхушки,трещотки, злоязычки, хохотушки,хвостом вращая, округляя глаз.

Откуда знать неведомое нампровинциалкам, ведающим лесом?Но – прочат нам пустые интересы,скитания по карточным углам.

И прочат нам непрочность, холода,безумство, воровство через запреты,почти побег среди воды и светаи баснословность жизни без следа.

Но машем мы и шикаем, и ждём —когда минуем пригород сорочий,безлистый край, где перелом просроченв лесном сюжете с нами и дождём.

***Мы поднимались дням наперерез,мы изучали каменную осыпьи выбегали в телеграфный лес,такой пустой, такой праздноголосый.

Между стволов, не чующих тепла,на слюдяных горизонтальных нитяхсырого воскасонные телалетели прочь.

Сводило ноздри запахом осин.Мы уходили – словно опускались,в предчувствии дождя перекликались,меж пней садились.

Я бродил одини пробирался, разводя кусты,подкрадываясь, громыхал жердями.Я осыпал листвой и желудями. —И, вздрагивая, улыбалась ты.

Каких – ждала – известий принесу,каких грибов, плодов продолговатых,чем перекрою нашу неуплатусудьбе, расквартированной в лесу?

Я нёс тебе надкрыльники жука,сухих стрекоз летательные звенья,похожие на иглы откровеньяи прочий сор сорочьего лотка.

А ты звала: «Присядь, не торопись,не рассыпай, не наступай, не трогай.Что ищешь ты по берегам отлогим,горячечно откидывая лист?

Присядь, покрой ладонями ладонь,умерь азарт и жажду открыванья.Жизнь – поскупилась, не дала названья,сожгла внутри, как торфяной огонь…»

Так говорила, не подняв лица,коллекцию осеннюю листая.А я над нами видел птичью стаюи влажные метёлки костреца…

***Ты спряталась в колени подбородком,разламываешь дольки жёлудей.Листвы мелькает жирная обводкав косых лучах лесистых площадей.

Кружить по лесу – ты уже не пустишь:всё ближе день, когда дожди прошьютбольшим стежком осиновую пустошь,следы замоют, разберут приют.

Октябрь придёт раскатывать стропила,подымет пыль, щепу сгребёт в костры,зажмёт в ладонь широкое зубило,чтоб лёд крошить.

Но дни – ещё пестры;и нам никак не разомкнуть объятья;во всю длину расстелен дождевик;касанья леса прожигают платье;и в муравейник брошен чистовик…

***Достанет ли могущества на звуки,чтоб вылить полноту открывшихся имён,чтоб длинный лес осин опустошить за суткии светом застеклить прогалы жалких крон?

Мы оставляем лес наедине с собою.Под свод его войдут слепые мастерасорочьи города перекрывать слюдою;и разрастётся звук пилы и топора.

О, вечный перестук разъединённой крови!В сухой игре судьбы присутствует игла;безропотность потерь, сдвигающая брови;неразличимость лиц за копотью стекла.

Ты будешь приходить. Но силы не достанетни развести костёр, ни обойти кусты.Лишь тень моя мелькнёт, растает за листами.Что поиски теперь? – досадны и пусты…

Решилась ли, – комушёлк отдавать и шёпот,чьё пить тепло и чьи укоры покрывать,в чьём имени ловить созвучные длиннотыи заносить пером в раскрытую тетрадь? —

Но в полусвете сна ответы дать не в силахни твой стоствольный лес в пыли сорочьих глин,ни коростелей свист на гнёздах и могилах,ни отзвук погремков с пустеющих равнин…

1981

На холме